О том, что брестский мастер-ювелир воссоздал утерянный в годы Великой Отечественной войны крест Ефросиньи Полоцкой, давно пишут в школьных учебниках. А подсмотреть, как работает знаменитый художник, может практически любой желающий в его галерее «Византий» в центре Бреста. Обычно Кузьмич прячется за ширмой, но иногда выходит переброситься с покупателями и туристами парой слов.
В конце 2020-го Николай Кузьмич отметил 70-летие. Цифра вроде бы внушительная, но ее сложно соотнести с энергичным и деятельным мастером.
– Я с горечью и печалью встретил этот день. 70 лет! Жизнь быстро полетела. Еще недавно думал, что все впереди, а оказывается, уже позади, – замечает Кузьмич.
Мы встречаемся с Николаем Петровичем в одной из его мастерских. В ней творческий беспорядок. Когда выключается лампа над рабочим столом, вдруг без помех начинает работать радио «Культура» на старом приемнике. На стене – герб «Пагоня». Еще до начала интервью Кузьмич предупреждает, что про политику говорить не будет. Ради мастерской и людей, за которых мастер несет ответственность.
Сейчас художник заканчивает очередную икону в технике древневизантийской перегородчатой эмали. Сфотографировать разрешает пока только эскиз иконы и один из готовых элементов.
– Ничего такая, да? Очень даже неплохо получается, мне нравится, – присматривается к работе мастер. – Это штучная ручная работа. Нерв должен быть на кончике пинцета. Тут нужна большая любовь к ручному труду и к материалу.
В этой сложной технике Николай Кузьмич работает уже больше 40 лет, художник получил множество госнаград, в том числе орден Франциска Скорины и премию «За духовное возрождение». Самая знаменитая работа Николая Кузьмича – воссозданный крест Ефросиньи Полоцкой. Оригинал создал в XII веке мастер Лазарь Богша по заказу самой Ефросиньи. А во время Второй мировой святыня была утеряна. Ювелир-современник трудился больше 5 лет и в 1997 году презентовал точную копию креста. С тех пор мастер выполнил еще множество знаковых для белорусской культуры изделий. Среди них серебряная рака для мощей святой Ефросиньи, иконы Кирилла Туровского, Ефросиньи Полоцкой...
– Про то, что вы воссоздали крест Ефросиньи Полоцкой, я еще в школе в учебнике читала. Вы с тех пор сделали столько всего, а ваше имя все равно ассоциируется с крестом. Не обидно?
– Это как первая любовь и первый ребенок – запоминается на всю жизнь, хотя прошло уже столько времени. Я перерос этот крест, но он остался в памяти, все его знают. Наверное, такое медийное время сейчас, что человека узнают по чему-то одному. Кто там знает про Кирилла Туровского или святую Варвару – а крест знают все. И прекрасно.
– Художнику, наверное, неправильно задавать такой вопрос, но среди ваших работ есть любимые?
– Они все для меня родные, все одинаковые. Когда работаешь, любая работа вроде бы и любимая, а когда оканчиваешь, думаешь: Господи, можно было бы сделать и получше! Нет, я доволен своими работами, но всегда хочется лучше.
– Даже крест?
– Крест уже история. Живет себе с миром и приносит радость. Люди приезжают в Полоцк поклониться ему. Кстати, надо и мне съездить в Полоцк, на раку для мощей святой Ефросиньи замки новые поставить. Я всегда приезжаю в это место с большим трепетом. Прекрасная земля, наш север. Какая там Западная Двина, какие валуны! Это надо видеть. А лес какой! Помню, попал в лес - и одурел: такие огромные ели! Совершенно другая энергетика. Озера по 50 метров глубиной...
Не представлял, что воссозданный крест станет святыней
– Когда вы делали крест Ефросиньи, понимали, что он станет одной из главных ценностей Беларуси?
– Нет. Я тогда вообще ничего не понимал. Работал с современной эмалью, мягко говоря, просто что-то мазал... Тогда я не занимался перегородчатыми эмалями - ими никто не занимался. Это был эксперимент! Когда-то владыка Филарет сказал про меня: «Я не верил, что он его сделает когда-нибудь!» И вот что вышло. Потом мы его еще переделывали, потому что я считал, что плохо сделал другую сторону. Уже появилось какое-то мастерство, а откуда ему было так спонтанно взяться? Нарабатывал его. Конечно, было приятно, что работу так высоко ценят, но все было тихо, без страстей.
– Знаю, что когда вы делали крест, вам нужна была охрана. А сейчас?
– Вот тут в иконе золото самой высокой пробы, хватит на хороший «Мерседес» точно. Но сейчас все под контролем. В мастерской есть тревожная кнопка. Боже, да кому я нужен?!
– Сколько времени нужно на создание иконы?
– Это длительная работа. Уже, наверное, месяцев семь делаем. Это все надо было нарисовать, сделать перегородкой, уложить пинцетом. Икона – сакральная вещь, она достойна этой техники. Для иконы стараешься сделать все самое лучшее. Это же эмаль, пока ее уложишь так, чтобы все смотрелось гармонично...
– Можно ли делать такие вещи, будучи неверующим человеком?
– Конечно, невозможно, даже кощунственно. Нечего и браться. Тут же игра чувств. Нужно вложить свою любовь в работу, хочется сделать так, чтобы икона и с точки зрения искусства была на самом высоком уровне, и с духовностью была совместима. Объединить это сложно.
«Хочу, чтобы невеста сына ценила его талант»
– Ваш сын Петр Кузьмич уже наступает вам на пятки. Он тоже работает с эмалью и делает роскошные ювелирные украшения. Вам нравится, что он пошел за вами?
– То, что я делал в 33 года и мой Петя сейчас – небо и земля. Он уже мастер передо мной, но ему еще работать и работать. Я ему помогаю, покупаю какие-то инструменты для работы.
– Он с вами советуется?
– Нет-нет! Он все сам! Пришел сегодня шлифовать эмаль: «Плохо все, ай-яй-яй!» Я хотел сказать: «Возьми и сделай лучше!» – но сдержался. Прошло минут 30, он стал мягче: «Уже хорошо!» Петя сложными изделиями тоже занимается. Знаете, вообще-то сын у меня замечательный, хорошую скульптуру делает. Мне нравится его работоспособность. Это я его уже как жениха рекламирую! Мне хотелось бы, чтобы у него была дама, которая могла бы ценить его талант.
– Много к вам приходило людей, которые говорили: «Научите меня»?
– Мало. Дело в том, что социализм давно прошел, у нас жесткие капиталистические отношения. За все надо платить. Человека пригласить, получить на него лицензию, налог заплатить… Никто не будет мне бесплатно давать помещение, электричество, эмали. Это должен быть какой-то большой культурный центр, школа. Думаю, если бы мы не гнались за коммерцией, а просто хорошо делали свое дело, деньги сами бы пришли за прекрасный продукт. Но я не знаю, почему так не получается.
– Как же искусство! Приходит к вам начинающий одухотворенный ювелир...
– Чтобы стать ювелиром, надо хотя бы академическое художественное образование получить. Да и где ты возьмешь этих одухотворенных людей, которые владеют рисунком, прошли школу... Их просто нет, не доезжают сюда. Я не имею в виду бытовое представление о ювелирном деле.
– У вас есть знаменитые заказчики?
– У меня все заказчики непростые. Сейчас одной нашей белорусской оперной певице буду делать кольцо в подарок, это была моя инициатива. Мне было так приятно ее слушать, что решил: дай-ка сделаю себе праздник – подарю ей кольцо. Порадую! Хорошо хоть не отказалась. Я делал украшения Войтюшкевичу, он мне очень нравится – душевный такой.
– Не было мысли уехать за границу?
– Я был во многих странах. В Германии, Испании, Франции, ездил на выставки. И скажу вам: никому ты там не нужен. Это своя среда, кумиры, свои мастера, которые нарабатывали имя десятилетиями. И тут явился кто-то типа Кузьмича – ну кто этому порадуется? Национальное искусство надо представлять у себя на родине, только здесь ты можешь быть признанным. Я был в польской Познани в музее: там попробуй найди хоть одного художника российского или белорусского – ни одного! Только польское искусство.
– На пенсию не собираетесь?
– Ну, куда мне! Сидеть? Я на работу иду, как в театр! Иду ваять, совершенствовать, прекрасное создавать!
source https://www.google.com/url?rct=j&sa=t&url=https://www.kp.by/daily/27224.3/4349031/&ct=ga&cd=CAIyHDQwNzQ4ODcxYTI5ZTU3Njg6Y29tOnJ1OkJZOlI&usg=AFQjCNE_Ac1GCdhP4_dFE-Ro9GfD1I__cg
0 Отзывы